Поэтому пусть то, что лежало в черновиках - обрывки истории Магдалены Савиньяк, лежит уж лучше здесь - так хоть какая память останется.
Савиньяки принадлежали к той части старой знати, что безоговорочно перешла на сторону Олларов, они по праву слыли храбрецами и традиционно посвящали себя воинской службе, но простаками ни в коем случае не были.
В. Камша, "От войны до войны"
На смену образу «женщины, осознающей свой долг», свойственному для круга высшей аристократии Талигойи - Людей Чести, пришел новый образ: «женщина - возлюбленная», причем возлюбленная не «небесная» - идеализированная и недоступная, а вполне земная. Такая, как Октавия Алва-Оллар, Леонора Креденьи, Магдалена Савиньяк-Валмон.
В. Камша, "Зимний излом. Яд минувшего"
читать дальше
* * *
Одна, две, три... пятнадцать. Я столько раз считала эти ступени, но ни разу не досчитала до конца. Подземный ход, уводящий на волю из осажденного города, лишь кажется бесконечным. Стоило найти его во дворце, чтобы жизнь разделилась на части - за стенами и внутри них.
Что внутри? Королевский двор. Шёпот придворных, молитвы отчаявшихся и споры неравнодушных. В королевском саду всё ещё сажают розы, но аромат их стал горьким, как будто цветник давно зарос полынью. Её Величество тоже чувствует это - словно невзначай, за рукоделием в светлых покоях... она объявляет своим придворным дамам о том, что вскоре город будет сдан марагонскому бастарду, после чего предлагает путь к спасению. "Предвещает погоню!" - гласит девизная лента родного дома. Чуть не ломая тонкую иглу, я даже не замечаю кровь на пальцах.
Что ещё? Безумие. Наверное, я сошла с ума, если записку "Магдалене Савиньяк от её рыцаря" принёс мне сам...
- Кто вы?
- Зовите меня Ринальди.
Это похоже на бред, но Леворукий принёс мне надежду.
Что же по другую сторону стены? Там даже надежда слишком быстро мешается с отчаяньем.
Когда девушка из села, у которой я покупала еду, чуть виновато улыбается и отступает за спину Франциска Оллара, я понимаю, что пропала, а пути назад больше не будет.
- Эрэа, я хочу знать, как вы выходите за городские стены.
- Я пришла из деревни.
- Не верю.
И это правильно, потому что врать я умею из рук вон плохо.
- Почему вы боитесь меня? Я похож на убийцу?
Готье Шапри - тот единственный, кому я давно отдала своё сердце, молча стоит рядом. За спиной холодные камни, в руке острый кинжал, но и тот выскальзывает из побелевших пальцев. Бездомный король легко отнимает у меня оружие, переворачивает клинок остриём к себе и протягивает мне рукоять.
- Хотите? Бейте.
Я смотрю на человека, в чьих руках находится сейчас моя жизнь, а тот зачем-то предлагает свою, и вдруг отчётливо осознаю, что Франциск не обманет меня. Ни меня, ни людей, которыми собрался править. Он обещает отпустить, обещает сохранить жизнь брату и взять город без кровопролития - и он сделает именно это. Я не знаю, откуда приходит вера, но это знание родилось внутри меня в тот миг, когда я опустила кинжал, а Оллар улыбнулся и склонился к моей руке. Я с детства слышала шутку о том, что "королями не рождаются, рождаются наследными принцами", но только сейчас поняла, что если ты хочешь править - родиться можно кем угодно.
Что помимо надежды? Любовь. У Готье надёжные сильные руки и столь же крепкая вера в наше будущее. Мы стоим, обнявшись, в проклятом подземном ходе - и время течёт будто бы мимо нас. Проходят минуты, проходит час, проходит почти вечность. Я не могу найти в себе силы принять решение, но я должна. Я боюсь не за себя - но я боюсь за него.
- Чего хотите вы?
- Уехать. Уехать в Савиньяк, уехать вместе с вами. Лишь бы не было этой войны, этой стены между нами.
Верное сердце, никуда он со мной не уедет. И никогда не оставит своего короля.
Время уходит, последний перед расставанием поцелуй получается отчаянно-горьким - как та полынь среди роз.
- Эрэа, где я могу найти вашего брата? - Взгляд Ульриха такой тревожный, как будто за время моего отсутствия в городе произошло что-то... непоправимое.
- Я не знаю. А где я могу найти вашего соберано? - Наследник Эктора Придда по-прежнему носит родовые цвета, но я отчего-то невпопад думаю о том, что штандарт Дома Ветра в его руках - и есть суть девиза герцогов Алва. Против ветра. У него почти получается... только, по-своему - против течения.
Ветер нашептал. Я так ему и сказала. Время не на моей стороне - одна, две, три, пятнадцать... двадцать пять. Я показываю Рамиро Алва тайный путь из города и, пожалуй, благодарна ему за молчание. Из всех людей по-другую сторону стены только он, пожалуй, и знает по-настоящему, как выбраться из этого беспросветного отчаяния. Пока другие спорят о чести и совести, Рамиро тихо делает то, что должен. В лагере марагонцев на меня и идущего следом Повелителя Ветра устремляются десятки изумленных взглядов, но я смотрю только на Франциска. Я выполнила обещание, а дальше... будь, что будет.
* * *
Ожидание невыносимо, но что остаётся? Ждать и отсчитывать минуты.
Попросить Арсена присмотреть за коридором, скрывающим тайный ход, попросить его выставить там охрану - это всё, что я могу сделать теперь.
И всё равно - бестолку. Когда в цитадели появляется Шапри со своим приятелем, я не могу сдержать отчаянного: "Да вы с ума сошли?!" Кажется, я слишком громко это сказала. Кажется, герцогиня Окделл подозревает меня в измене. Кажется, что мне уже всё равно, что будет со мной - лишь бы Готье не убили здесь.
Не убили. Труп монаха-истинника я нашла совсем недалеко от сокрытого хода.
Слава Создателю-Леворукому-Ордену-Славы-И-Всем-Четверым, что жив Епископ Ариан. Лучик света в темноте.
- Святой Отец! Создатель накажет меня.
- За что же, эрэа?
- Я выходила за стену. Я никому не сказала об этом. Я обманываю брата. Я обманываю королеву. Я обманываю всех. Я говорила с Бездомным Королём и показала тайный ход в Кабитэлу людям Франциска Оллара. И герцогу Алва. Я знаю, что город обречён. Я люблю того, кого здесь считают врагом. Я...
- О, милая эрэа, не бойтесь. Я тоже, я тоже... и ходил туда, и говорил с ним, и разделил с ним хлеб, и... если так - мы с вами будем гореть в одном Закатном Пламени.
Гайифский бунт в нижнем городе. Я даже не помню, как оказалась в доме герцога Эпинэ, вместе с епископом и Леонорой Креденьи. Когда сюда принесли раненого Алана Окделла - я тоже не помню. Зато помню, что Шарль Эпинэ в бою и в деле таков, что рядом с ним будто молнии бьют в землю. Точно в цель. И что нет надёжнее руки, чем рука человека в церковном одеянии, сжимающая рукоять кинжала Дома Скал.
Почитай Пастыря своего и Отца своего...
Красивые, изящные, тонкие пальцы Аделинды Адлерберг раскрывают веер. Перед глазами мелькают буквы, буквы складываются в строчки. Нужно задать вопрос и выбрать всего одну. Вопрос о будущем единственно важен.
Мутная жидкость. Лекарство. Отрава. Ты снова встаешь - но не слева, а справа.
Замереть. Выдохнуть. Ждать.
Той же ночью я надеваю браслет на руку Готье Шапри.
Той же ночью отец Ариан тайно венчает нас за стеной, у меня в руках пышный букет из белых роз, и я не желаю думать об отпущенном нам времени.
За его спиной - знамёна с Победителем Дракона, за моей - флаги со Зверем отрёкшегося от престола Эрнани Ракана.
Но разве это важно здесь и сейчас? Alea iacta est.
"Перед любовью истинной - как перед алтарём".
* * *
Я уже не в строю, я уже не в мундире, я уже на другом берегу.
Договоры, списки, условия мира, условия сдачи врагу,
Позументы, шпаги; утратив знамя, рыдает юный корнет.
Переправа разбита о камень, меня здесь давно уже нет.
Последний закат Талигойи я провожаю, стоя у тёмного окна с бокалом "Крови" в руке.
* * *
На рассвете крови проливается много. И если бы - на каменные плиты пола из бокала... Это, должно быть, звучит безумно, но мне больше не страшно.
- Остаётесь?
- Остаюсь. Вероятно, мы не увидимся больше никогда. И если так - знайте, что я была счастлива служить Вашему Величеству.
Я смотрю, как уходит "Дорогой королев" Её Величество Бланш в сопровождении четы фок Варзов и других, должно быть, самых верных, а вместе с ней уходит Эпоха.
Мы сейчас не вместе, но сердце знает и так, что мой брат, граф Савиньяк тоже провожает свою Эпоху - навсегда прощаясь с последним королём Талигойи.
Я вновь без страха смотрю в глаза человека, поднимающегося по ступеням дворца.
Меч, корона, свита. За его плечом - мой супруг, а моё место - рядом с ним.
В тот день я позволила себе слёзы единственный раз, и мне не было за них стыдно. В тот день и в тот час, когда кровь Рамиро Алва пролилась в тронном зале, когда на этой крови мы клялись в верности. Когда Женевьев Окделл прокричала своё последнее "Люблю", а меч Диего Эчиверии опустился на склоненную голову Повелителя Скал.
Пять часов... Кровь во дворце смыта, испорченные ковры заменены, над троном развешаны знамена с Победителем Дракона. Скоро хронисты всех стран запишут, что в третий день Осеннего ветра 399 года круга Молний Франциск Оллар захватил столицу талигойского королевства Кабитэлу, одним махом покончив и со старой династией, и с позорной кличкой Бездомный Король.
Разгорается день, сиянием алым окрасив свои стремена.
Что мне делать теперь, когда вдруг упала от времени эта стена?
И теперь, когда я бреду по свету, ладони мои пусты,
В небесах надо мною плывут кометы, распустив, как рыбы, хвосты.
Очертания мира, лишенные тени, меняются день ото дня.
Берега потеряли значенье, сместились орбиты планет.
Кто идет мне навстречу? Кто здесь повстречает меня?
Это мой новый день.
* * *
- Мы быстрее!
- Не быстрее ветра!
- Они покалечат друг друга когда-нибудь. - Первый из капитанов Личной королевской охраны, граф Валмон с усмешкой наблюдал за наследником. Арно, юный виконт Валме, носился по двору вместе с Рамиро-младшим, деревянными клинками, двумя псами, ветром и смехом. - Или нет.
- Нет. - Магдалена Шапри, графиня Валмон, вышла на балкон вслед за супругом. И тут же улыбнулась: только сейчас она заметила, что вместе с ними за сорванцами наблюдал ещё кое-кто. Золотоволосый Октавий щурился от солнца и что-то вполголоса выговаривал и брату, и другу.
- Тот, кто посмотрит на них и скажет, что у этой страны нет будущего, пусть катится к закатным кошкам.
- Смешно, правда? Правда в том, что их родители любили друг друга. А когда рушился старый мир, из любви и отчаяния родилась надежда.